Монеты

Было это во времена разгула развитого социализма.

Кто из нас школу уже закончил, а кто только готовился получить аттестат зрелости. Возраст был такой, когда в солдатики уже не играют, а в солдаты еще не берут.

Вот подсели мы как-то на игру «Монополия». В Союзе такая не выпускалась, но самодельные версии бродили по стране. у кого-то взяли и мы, потом сделали свою копию, и у приятеля собирались поиграть.

Через какое-то время игра поднадоела, да и сложно было толпой собраться на несколько часов. У одного — репетиция, у другого — тренировка, у третьего — свидание. Это в шахматы двоих достаточно, в преферанс — троих. А в монопольку хотя бы вчетвером, а лучше — вшестером. Кто-то озвучил идею: Вот если запустить у нас в обиходе свои деньги, типа монопольных, но с привязкой к настоящим, с обеспечением так сказать. Тогда мы б внутри могли ими рассчитываться, а игра как бы выйдет из-за стола, и войдет в повседневку. А у нас как раз было чем товарообмениваться: многие музыкой увлекались, фонотеку собирали, рыбок разводили, ну и преферанс мы уже освоили к тому времени в первом приближении. По пол-копеечки вист играли.

Идею подхватили. Учредил кто-то банк, появились первые банкноты. Дальше — больше! По ходу формировались правила нашего рынка, появился и второй и третий банк, векселя, акции. Ну, и разумеется, конкуренция. По сути не настоящая коммерческая, так как в обороте всеобщем денег было всего ничего, а азартная такая — чей мол банк круче, чьи банкноты лучше котируются. Мальчишество, короче.

И тут до меня докатилось, что мой банк, то есть тот в котором у меня был контрольный пакет акций (единолично владеть банком запрещалось нашими уставами), хотят поглотить. Меня финансово напрячь, чтоб я продал акции, а потом заявить, что я там уже не хозяин.

Сначала мне эта идея показалась возмутительной, а потом я решил, что банкир из меня все равно неважный и нужно просто извлечь из этого выгоду: вывести из гарантийного фонда все копеечки, а оставить там только наши фантики игровые, то бишь банкноты других банков (своими создавать гарантийный фонд запрещалось, ведь и дураку понятно, что своих можно нарисовать сколько хочешь).

И вот настал день, когда купили у меня мою главную акцию, а на самом деле последнюю, это покупатель думал, что у меня еще часть акций остается. Мне торжественно и победоносно было объявлено, что теперь я должен отдать банк новому владельцу. Ну, я ему и отдал банку с фантиками. Да и фантиков было по-минимуму, так как я по ходу начал тупо вести дела к банкротству.

А зачем новому владельцу хороший банк? У него один и так есть.

Что тут началось! Меня начали обвинять в мошенничестве и крайне неблагородном поведении, которое как оказалось привело к обнищанию банки тех, которые меня разоряли. Оказывается, бизнес-расчет был таким, что выкупив мой банк, они возместят средства затраченные на мое разорение. А купили пустышку.
Как отдать кредит

Тут уж я начал негодовать:

— Вы что ж это? Значит разорить мой банк — это нормальный бизнес, а то что я разгадал их план и подготовил «кота в мешке» — это жуткое коварство?

Все разобиделись, но начали как-то успокаиваться и разбираться в ситуации. Ведь выходит так, что никто ни у кого ничего не крал. Никто нагло не врал, фальшивок не выпускал, подлогом не занимался, но в результате оказался здорово надутый мыльный пузырь и вся наша тщательно выстроенная экономическая система звонко лопнула.

Вот загадка природы: И вора не было, а валенки ушли куда-то!

Порассуждав — что «на самом деле так быть не может», что «тогда в мире был бы полнейший бардак», что «мы вероятно не знаем каких-то нюансов работы финансовых систем», мы совсем успокоились. Обвинения прекратились, но и игре пришел конец.

У меня оставалось крайне неприятное ощущение, что игру поломал я, и соответствующее чувство вины перед товарищами.

* * *

Через десяток лет социализм закончился.

И мы вдруг узнали, что может быть такое, что банк просто не отдает миллионам вкладчиков их деньги и это не преступление. Появились в обороте денежные знаки, которые не только по своей защищенности были не намного лучше наших игрушечных банкнот, но еще и могли за пару дней стать вдвое дешевле. Появились совершенно странные фонды и трасты, инвесты и общества, которые не производили ничего, кроме хорошего впечатления на первом этапе, и обманутых вкладчиков на последнем. И далеко не всегда находились виновники этих безобразий. А если и находились, то не факт, что они адекватно отвечали за свои деяния.

Я вдруг стал понимать, что наши детские шалости были реально детскими. И что самая, большая наша ошибка была не в правилах игры, а в выводах, что в нашей «Монополии» что-то было не правильно. Оказывается играли мы как раз довольно натурально, но значительно мягче. Игра — она и есть игра.

Евгений Лавриненко. БЕЛ